Утром Владимира Михайловича разбудило что-то странное. Он сел на кровати, кряхтя потянулся, почесал свой выпуклый живот в майке защитного цвета и, сунув ноги в шлёпанцы, прошёл на кухню. Нажав на пульт телевизора и не получив желаемого результата, он вдруг осознал, что его разбудило. Это не был негромкий звук подъезжающего автомобиля, не были шумные разговоры молодых людей, собиравшихся возле его окна, прежде чем вместе направиться по своим делам, не был шум от не в меру активных соседей сверху, вечно делающих какой-то ремонт. Это была тишина. Глухая всепоглощающая тишина.
Владимир Михайлович попробовал включить смартфон, чтобы понять, какой же сейчас час, но и это у него не вышло. Чёрный стеклянный экран устройства только лишь отражал его слегка недовольное лицо. Мужчина чертыхнулся и, натянув на себя широкие шорты, вышел на лестничную клетку. В нерешительности он остановился у двери в квартиру Алексея. В конце концов он и так часто надоедал молодому человеку со своими вечными ламерскими проблемами. Тем не менее, он позвонил в дверь, потом попробовал сделать это ещё дважды, но так и не дождался ни ответа, ни даже звука от звонка. Пожав плечами, Владимир Михайлович, пошёл назад к себе домой, разумно заключив, что сейчас, наверное, действительно слишком раннее утро, когда самое верное дело — ещё немного поспать.
Разумеется, он не знал, что пару дней назад Алексей пришёл домой в глубоко подавленном состоянии. Парень долго сидел за своим рабочим ноутбуком, пытаясь отвлечься на фильмы и развлекательные шоу по сетевому ТВ. Но его мысли неотвратимо возвращались к одной и той же картине, засевшей в сознании.
Разочаровавшись в способах медийного увеселения, он открыл свою страничку в соцсети и снова много времени сидел, бессмысленно глядя на поле для ввода новой записи. Несколько раз он брался было за клавиатуру, но сразу бросал, так и не напечатав ни символа. В итоге, он достал ежедневник в красивом переплёте, подаренный коллегами на какой-то очередной праздник, и которым он так никогда и не воспользовался, и вырвал из него листок.
Чуть дрожащей рукой, почти разучившейся держать шариковую ручку, парень торопливо написал несколько слов. Алексей и сам не знал, зачем он это сделал. Наверное, потому, что где-то внутри считал, что так полагается. Дань некой условной человеческой традиции, которую ему сейчас почему-то захотелось соблюсти.
Он оставил листок на столе, отсоединил зарядный провод от ноутбука и, встав на стул, закрепил его на кронштейне, держащем под потолком светодиодную лампу. Прикрыв глаза, и опять вспоминая что-то, он торопливо просунул голову в петлю и оттолкнулся ногами, на мгновение ощутив, как провод под его весом затягивается на шее.
В квартире Алексея ни осталось никого, кто мог бы прочитать оставленную им записку: «Никому нельзя верить. Даже себе. Особенно себе…»